Предметом изучения этой статьи является феномен Андрея Платонова с позиции антропологии литературы, что специфично окрашивает его творчество и в частности проблематику. Проблему соотношения утопии и идеологии изучено на примере платоновской трактовки революции и ее «коллективного субъекта» — народа. Эта проблематика рассмотрена в контексте советского дискурса и определяет новизну исследования. Методологией его стала антропология литературы, которая дает возможность разобраться в отношениях реального и воображаемого во всех его версиях: воображаемого как продукта инновационной способности человека, символического воображаемого как продукта творческой способности в целом, литературного воображаемого — литературной фикциональности («вымысла») как специфики литературы в роле особенной сферы искусства со своим собственным символическим кодом. В результате исследования рассмотрено развитие главных идей в творчестве Андрея Платонова, в частности соотношение идеологии и утопии. У Платонова революция в начальной своей стадии помещается в пространстве утопии. Потом происходит ее своеобразная экспроприация идеологией, для того, чтобы в дальнейшем взаимном дискурсе незавершённое событие переходило из рук в руки, продолжая формирование ее субъектов и совершая акт постоянного выживания и проживания. В связи с этим роман «Чевенгур» рассматривается как попытка рассказать о взаимоотношениях между утопией и идеологией, увиденных глазами «участвующего наблюдателя». Его главная мысль воплощается в вывод: революционная идея, став идеей государственной, уничтожает народную идею, утопию революции. В дальнейших произведениях Платонов движется от разрушения «большого нарратива» до тихой, скромной и тем не менее важной жизни обычного человека, оставляя границы идеологии. Утопическое начинает рассматриваться как утопическое достижение человеком счастья через любовь, детство и творчество. В статье так же рассмотрено проблему языка платоновской художественной прозы, которая разумеется одновременно как важная часть современного ему советского дискурса и как наделенная неповторимой спецификой, связанной с его представлениями о роли и задании литературы.